К удивлению Гвен, Гейл оказалась способной ученицей. Научить ее столовым манерам было самым трудным, но даже их она освоила всего за четыре часа.
Винс в простом дорогом костюме оказывал Гейл все необходимые знаки внимания. Они подошли к бару в котором следовало разыграть следующую сцену сценария Лероя.
Они вошли в бар. Некоторые из завсегдатаев повернулись, посмотрели – и продолжали смотреть. Вскоре все заведение повернуло головы, дабы узнать, в чем, собственно, дело. Смотреть продолжали даже после того, как убедились, что, да, неплохо. Гейл улыбалась в ответ на восхищенные взгляды – сдержанно, как ее учила Гвен. Она совершенно очевидно не принадлежала к категории голубокровных американок, или богатых в двадцатом поколении евреек, на это ни Лерой, ни Гвен, ни парикмахер и не рассчитывали. Подделку в среде, под которую подделываешься, вычислить легко. Нет – образ Гейл говорил о средиземноморских корнях (итальянка или француженка, возможно графиня) и смеси британского и американского образования (Оксфорд и Принстон, возможно). Что касается фонетики, то один урок Гвен, репетиция в присутствии Винса и легкая но звучная пощечина от невыносимого Лероя помогли Гейл избавиться от покалеченных Бруклином согласных и лонгайлендской распевности. По большому счету разница между пятью тысячами региональных диалектов, южным растягиванием, лондонским кокни, оксфордским носовым нытьем, ирландским мяуканьем и звонкой ясностью так называемого трансатлантического произношения – невелика.
Винс заказал выпить. Бармен споткнулся и чуть не упал за стойку, бросив один взгляд на Гейл.
По инструкции Лероя, Гейл и Винс тихо беседовали, притворяясь, что не обращают внимания на окружение. Гвен в парике и широких брюках, скрывающих чрезмерно развитые икры, болтала с какими-то мужчинами у столика, близкого к туалетам. В самом дальнем углу Лерой, едва узнаваемый в таксидо и профессорских очках, так увлекся книгой, что ничего не замечал – так, во всяком случае, думал Винс до тех пор пока, два часа спустя, все не собрались снова в квартире Гвен.
– Неплохо для начала, – сказал Лерой. – Винс, я был бы тебе благодарен, если бы ты перестал таращиться на меня от стойки. Это невежливо, мужик.
– Хмм … А что мы будем делать теперь? – спросил Винс, поняв, что Лерой все-таки следил за событиями.
– Тоже самое, завтра вечером. В другом баре. Нам нужно будет менять бары все время. У нас только три платья.
– Э … Почему? – спросил Винс.
– Что почему?
– Почему только три? Нужно больше.
– У меня нет денег на «больше», – сказал Лерой.
– Я вам одолжу.
– Я у тебя не возьму.
– Я дам вам деньги просто так. Без отдачи.
– Это мое шоу, Винс. Не влезай.
– Поскольку я все равно часть шоу, я мог бы принести дополнительную пользу. Что? Мои деньги вам не подходят? Деньги негра?
– Ты наполовину белый, что еще хуже, – сказал Лерой. – Дворняжка сраная. Ну, хорошо. Гвен? Проведи Гейл по магазинам и портным завтра. Нам нужна еще дюжина платьев.
Второй вечер прошел так же, как первый – ничего не случилось. К пятому вечеру Винс начал терять терпение.
– Послушай, – сказал ему Лерой. – Ты вот, к примеру, шесть недель тренируешься, чтобы свалить на настил очередного безмозглого мудака. И при этом хочешь, чтобы я поймал самого неуловимого преступника в мире за пять дней? Я ведь сказал, что понадобятся две недели. Помнишь?
***
Что-то беспокоило Гейл. Ее всегда что-то беспокоило, поскольку жила она уверенностью, что миру надлежит функционировать в точном соответствии с правилами, принятыми в ее окружении, и обижалась, когда мир эти правила нарушал, что случалось весьма часто. Однако в этот раз беспокойство ее имело несколько иной оттенок. В конце концов Гвен, заподозрив неладное, улучила момент (Винс отсутствовал, а Лерой терроризировал рыб в аквариуме), увела Гейл в кухню, и спросила, в чем, собственно, состоит заминка. После положенного количества отрицаний заминки Гейл во всем призналась.
– Я не хотела ничего говорить, – сказала она, понижая голос. – Серьги … Не те, которые ты мне даешь носить, а мои.
– Да?
– Мои серьги пропали.
Гвен сперва не поняла о чем речь.
– Не волнуйся, – сказала она. – Найдутся.
– Нет, нет, – сказала Гейл. – Их украли.
Гвен моргнула.
– Украли? Что ты имеешь в виду?
– Кто-то украл мои серьги. Это я и имею в виду.
– Где украли?
– Что значит – где? Здесь. В твоей квартире.
– Не говори глупости! Кто бы их стал здесь красть? Посторонние сюда не заходят.
– А как ты думаешь – кто? – сказала Гейл тоном, означающим, что вопрос глупый – понятно же, кто мог украсть серьги, тут только один такой человек и есть.
– Я уверена, что ты просто их куда-то засунула, – сказала Гвен. – Не дури. Он, конечно, неотесанный и иногда ведет себя, как сумасшедший. Но он не вор и клептоманией не страдает.
– Неотесанный? Кто?
– Лерой.
– При чем тут Лерой? Ты что, тупая, что ли?
– Ну не я же их взяла, в конце концов.
– Конечно нет.
Гвен широко открыла глаза.
– Ты что, думаешь, что их Винс взял?
Гейл пожала плечами, что означало, что сие совершенно очевидно.
– Ну ты даешь, Гейл.
– Извини. Я знаю, он твой друг, и шурин, но, понимаешь, факты – они факты и есть.
– Ты с ума сошла, Гейл. Зачем Винсу – Винсу…
– Ну, ты сама понимаешь. Какие бы они не становились богатые, они все равно все из гетто. Это не его вина, его так воспитали.
– Он не из гетто. Его родители принадлежат к высшему среднему классу.