– Мсье! – позвала Гвен.
– Э … Да?
– Мы ищем полицейский участок.
– Да? Вас ограбили, да? Ха, ха. Это вон там. Идите прямо, а у светофора сверните.
– Он спросил, не ограбили ли нас, – сообщила Гвен, шагая с Лероем к светофору.
– Паршивый район, – сказал Лерой. – Вот теперь я точно чувствую себя голым. Тот чудик, которого мы встретили прошедшей ночью, помните?
– Да.
– Нужно было с ним подраться. Может, у него был пистолет.
Отделение располагалось в здании девятнадцатого столетия с величественным фасадом. Дорические колонны и фронтон, достойный лучших архитекторов Ренессанса.
– Нам нужен Капитан Равальяк, – сказал Лерой Гвен. – Идите прямо к столу, вон там, и спросите.
Они промаршировали гуськом, и светловолосый бретонец поднял голову, посмотрев на них враждебно. Гвен назвала ему имя. Лерой поднял свою бляху на уровень глаз и произнес медленно, громко, и очень отчетливо, будто обращался к глухому:
– Детектив Лерой, Эн-Уай-Пи-Ди … в смысле, Полицейское Управление Нью-Йорка.
Клерк кивнул и взялся за телефон. Капитан Равальяк вскоре прибыл – кряжистый рыжий парень с холодными зелеными глазами и слегка саркастическим выражением лица, характерным для людей, желающих показаться более дальновидными, чем они на самом деле есть. На мясистом волосатом запястье красовались простые элегантные часы.
– Красивые часы, – сказал Лерой. – Скажите ему.
– Красивые часы, мой капитан, – перевела Гвен.
– Э … Что? А! Благодарю, – сказал капитан. – Мсье Лерой, мне о вас сообщили. Готовы?
Гвен перевела.
– Переводить не нужно, – сказал Равальяк. – Я знаю английский. Прошу вас, мадам, мсье.
Они вышли из здания. Равальяк указал на машину без опознавательных знаков. Гвен чувствовала себя неловко.
Через двадцать минут они запарковались у входа в очень угрюмо выглядящее здание, в котором любой житель северного полушария мгновенно узнал бы тюрьму – место, где некоторых людей содержат в изоляции от остального общества. Равальяк махнул бляхой несколько раз на пути к коридорному закутку, в коем наличествовала массивная чугунная дверь.
Охранник отпер ее. Они вошли. Дверь закрылась, щелкнул замок. Холодок пробежал по спине Гвен. Когда вас запирают в камере, вы не можете не ощутить, что стали вдруг очень зависимы от чьей-то милости.
Человек, сидящий на откидной скамье, спиной к бетонной стене, был темноволос, хорошо выбрит, мелковат, худ – лет сорок, на первый взгляд.
– Вот ты где, Жан Пьер, – сказал Равальяк. – Я – Капитан Равальяк, а это – Детектив Лерой из Нью-Йорка.
– Очень приятно вас всех видеть. Американский детектив приволок с собой любовницу. Вы очень быстро абсорбировали традиции нашей прекрасной страны, Детектив, – сказал Жан-Пьер.
– Это его переводчица, – поправил его Равальяк. – Мсье Леруа … – неожиданно он перешел на французский вариант фамилии Лероя. – Мсье Леруа хотел бы задать тебе несколько вопросов.
– Скажите ему, что это неофициально, ничего не записывается, – сказал Лерой Равальяку.
Равальяк перевел.
– Я хочу, чтобы он понял, что диктофонов и микрофонов при нас нет.
Равальяк перевел и это.
– Тупые мусора, – сказал Жан-Пьер.
– Эй, – сказал Равальяк, ощерясь.
Лерой положил руку на плечо капитана.
– Человек имеет право на мнение и сомнение, – сказал он. – И на вашем месте я бы не позволял бы ему мною манипулировать, капитан.
– Мсье, это…
– Сэр, это важно. Мы для этого приехали из Штатов. Вы согласились нам помочь. Пожалуйста, позвольте мне поступать так, как я считаю нужным. Пожалуйста.
– Ладно, – сказал Равальяк. – Поступайте.
– Скажите ему, – сказал Лерой, – что мы не против, чтобы он нас обмахал, если думает, что при нас микрофоны.
– Обмахал?
– Обыскал, охлопывая, – объяснил Лерой, хлопая себя по груди, бокам, и карманам, чтобы продемонстрировать.
– Даже не думайте, – сказал Равальяк.
– А я вам верю, – внезапно сказал Жан-Пьер по-английски, с акцентом. – Нет при вас микрофонов. Я сомневался по поводу бабы, но теперь вижу, что все нормально. Задавайте вопросы. Задавайте, задавайте. Посмотрим, что за вопросы.
Улыбка не сходила с его лица. Равальяк хотел что-то сказать, но его перебил Лерой.
– А ты не слишком задавайся, парень, будь скромнее, – сказал он Жан-Пьеру на очень чистом, очень отчетливом, очень резком французском. – Рассказать тебе, что я однажды сделал с подозреваемым? А? Это нужно было видеть. Убери с лица глупую ухмылку, если не хочешь попробовать на себе. Гвен, закройте рот. Капитан, вы тоже.
У Гвен упала челюсть. Равальяк не знал, что и думать.
– Что это еще за глупости? – презрительно и вроде бы с опаской спросил Жан-Пьер.
– Я вытащу у тебя зубы, каждый по отдельности, ржавыми пассатижами, – продолжал Лерой по-французски. – Отрежу тебе уши твои оттопыренные тупым кухонным ножом. Завтра я уеду, и у тебя не будет времени написать жалобу. Понял? На каждый вопрос ты мне дашь правдивый и точный ответ. Если хоть один раз помедлишь, я дам тебе в морду. Если помедлишь еще раз, я пропущу тебя через вон ту дверь, забыв ее предварительно открыть.
– Послушайте, хмм, Детектив, – сказал Жан-Пьер. – Вы и ваши коллеги совсем мозгами поехали. Почему вы не можете оставить меня в покое, хотелось бы мне знать. Я во всем признался, и я сижу пожизненно. Оставьте меня в покое! Что это еще за цирк, зачем вы притворялись американцем? Что за игры, а? Я все сказал, что знал. Что же вам еще от меня нужно!
– Мсье, – не очень уверенно сказал Равальяк Лерою. – Прошу вас … – Он знал, что нужно было вмешаться раньше.