Свет погас.
В комнате стало абсолютно темно.
Спустя тысячную долю секунды, Лерой был весь – стремительное движение. Тяжесть алюминиевого стула, привязанного цепочкой к левой ноге, совершенно ему не помешала. Ситуация была – наводи и стреляй. На мгновение дезориентированный темнотой, Ладлоу успел навести, но до того, как он нажал на курок, запястье ему сломали, лоб Лероя втаранился ему в переносицу, колено Лероя въехало ему в пах, правый кулак Лероя сломал Ладлоу два ребра, и вес Лероя, брошенный вперед изначальным прыжком, смёл Ладлоу с ног и прижал к полу. Свет почти сразу включили снова, но, верный своему принципу причинять как можно больше боли в как можно более короткий отрезок времени, Лерой уже успел превратить Ладлоу в кровоточащее, истекающее, разваливающееся, дезориентированное месиво покореженных костей и мяса, которое еще не начало вопить от боли.
Вопли вскоре последовали, и потчи сразу прервались – Лерой ударил локтем Ладлоу в рот.
Лерой приподнялся на одно колено.
– Где нож? – спросил он. – Дайте мне кто-нибудь нож. Я этого подонка кастрирую. Нож.
Он дико посмотрел вокруг.
– Нет, – сказала Гвен.
– Что?
– Нет.
Голос ее звучал хрипло.
Ключи нашлись в пиджаке Ладлоу. Лерой снял остатки наручников.
– Эй, папа, – сказала Грэйс, входя.
– Не сейчас, – сказал Лерой.
Он зубами разодрал изоляционную ленту на запястьях Гвен и освободил ей ногу. Ладлоу оставался на полу, не в силах подняться или даже двинуться. Руки Гвен бессильно упали по сторонам. Нет, пожалуйста, нет, думал Лерой. Что-то, что-то нужно сделать прямо сейчас, а то весь этот так называемый «травматический опыт» застрянет в памяти Гвен навсегда, и будет влиять на ее настроение, расположение, секс – в общем, на все. Что-то нужно сделать.
Лерой подобрал пистолет Ладлоу, быстро его осмотрел, и снял с предохранителя.
– Держи, – сказал он Гвен.
Она взяла у него пистолет.
Лерой взялся за воротник Ладлоу и одним движением поднял его на ноги. Хриплый писк вылетел из горла Ладлоу.
– Стой, – сказал Лерой. – Если упадешь, будет хуже.
Он прислонил его к стене. Протянув руку, он взял Гвен за запястье в синяках. Очень нежно, он потянул ее по направлению к Ладлоу.
– Вот, – сказал он тихо.
– Нет, – сказала Гвен. – Нет! – закричала она, паникуя. – Нет, – повторила она. Отвращение в ее голосе раздражало.
– Я думаю о завтрашнем дне, – сказал Лерой. – Ты думаешь о данной минуте. А я о завтрашнем дне. Поняла? Нажми на крючок один раз. Всего один. Ничего сложного.
– Нет. Оставь меня в покое. Еще чего!
– И все бы стало на свои места, – сказал он ей. – Эй, хочешь, я сам? Давай сюда.
– Я бы хотела это сделать, – предложила Грэйс.
– Ты делай домашнее задание, – сказал Лерой. – Гвен?
– Нет, – сказала она.
– Последний раз, Гвен. Это твой единственный шанс расквитаться с ним за изнасилование.
– Он не изнасиловал меня, маньяк! – закричала она, возвращаясь в реальность.
Лерой нахмурился.
– Блядь, – сказал он. – Да, ты, кажется, права. – Он глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза. – Ну, хорошо. Где телефон? Дайте мне ебаный телефон. – Он взял трубку. – Да, пожалуйста, дайте мне Сержанта Бучковски. Детектив Лерой, Нью-Йоркское Управление Полиции.
Он сунул руку в карман. Каким-то чудом пачка сигарет осталась неповрежденной. Он закурил. Посмотрел на фильтр сигареты. Фильтр покрыт был кровью. Он поморщился.
– Не делай этого, – сказал Ладлоу. Кровь и слюна текли у него по подбородку. Слова едва можно было разобрать.
– Почему же?
– Не делай. Если … сделаешь, то … упадешь. И ты знаешь … об этом.
– Ага, – сказал Лерой. – Ты, наверное, прав.
– Почему бы тебе просто меня … не убить? Самозащита. Есть … свидетели … и улики.
– Да ты просто верующий фанатик, – сказал Лерой. – Даже сейчас, ты все еще веришь, что на другой стороне – ничего? Что одна пуля Детектива Лероя просто закончит твое мерзкое существование, и милосердное небытие будет тебе наградой? Да ну. Не может быть. Наверняка у тебя есть сомнения.
– Ты бы мог меня просто отпустить, – предположил Ладлоу. Он застонал. – Это именно то, что тебе надлежит сделать как христианину. Простить и забыть. – Он снова застонал.
– Мне-то что прощать тебе? – сказал Лерой. – Присяжные может и простят, кто их знает, присяжных.
– Ты знаешь, что я не могу … им … не сказать … всё о тебе.
– Конечно. А может и не скажешь. Твоей бывшей компании это может не понравиться. Они не то, чтобы мстительны, а просто бюрократы. Кто-нибудь поставит тайную птичку в тайном документе, означающую твое неожиданное самоубийство в камере. Знаешь, да? А, да, сержант, – сказал он в телефон. – Детектив Лерой говорит. Дом семнадцать на Уиллоу. Что у нас тут … так … ну, значит, нелегальное проникновение в дом, попытка убийства, попытка изнасилования. – Гвен прикрыла глаза и потерла щеку кулаком. – И еще всякое разное. Полное досье вас впечатлит. Думаю, что я ему поломал какие-то кости в целях самозащиты. У меня два свидетеля и множество улик. Приезжайте как можно быстрее. Семнадцать Уиллоу. Спасибо.
Ладлоу осел на пол, спиной к стене, и застонал. Левой рукой он провел возле сломанных ребер. Сделал не очень уверенную попытку не потерять сознание. Не смог.
После продолжительного молчания, Грэйс, сидящая в кресле Лероя и нервно курящая сигарету:
– Замечательно.
Гвен смотрела в пространство.
– Ага, – согласился Лерой, щупая мизинцем моляр справа. Поморщился от боли. – Мне тоже понравилось. Как-нибудь нужно будет повторить.